Шорох дождя стал глуше - Дзе задвинул входную сёдзи за мальчиком-посыльным, машинально отметив на его хаори стилизованное изображение стрекозы Томбо - олицетворение храбрости и национального духа. В древности её относили к воинственным насекомым, а страну Ямато называли «Землёй стрекозы». Нет лучше символа для одежды мальчиков. Серая штриховка дождевых струй смазала тоненькую фигурку, но нарисованная стрекоза всё ещё виделась Дзё.
Это знак.
Не вставая с колен, Сакуробу встряхнул зажатый в правой руке лист рисовой бумаги, разворачивая его гармошку. Глаза снова поймали успевшие впечататься в память иероглифы: даймё Китамура Хирофуми скончался в час Лошади. Уже два часа, как Дзё, сам того не зная, был ронином.       
Вот и пробил час его духа. Как всякий самурай, лишившиеся своего господина, он имел выбор. Он мог поступить на службу к другим даймё, организовать частную деятельность, наконец, просто презреть обычай дзюнси и прожить ещё пару лет в кругу своей крохотной семьи. Но ведь честь и долг важнее жизни, а без этого дальнейшее существование представляется уродливым и позорным?
Тонкие, но сильные пальцы левой руки сжали дверную раму. Обычай «самоубийства вслед», запрещённый властями, всё-таки продолжал жить, хотя число сэппуку cократилось до случаев единичных. Сколько человек из войска Китамура-даймё предпочтёт «смерть на циновке» бесчестью? – спросил себя Дзё, и честно ответил. – Ни один. Никто даже не осмелится стать моим кайсяку, замашут руками испуганно, вытаращат глаза на такую просьбу. Чего можно ждать от этого разряженного сброда, безо всяких прав носящих мечи? Для того, чтобы постичь дух самурая, им нужно родиться и оставаться до конца, с первого до последнего дня совершенствуя свой дух и тело и каждую минуту помня о том, что именно она может стать последней. Ибо готовность к смерти - это и есть тот стержень, на котором держится вся жизнь истинного буси.
Память послушно откликнулась глуховатым голосом дяди Хаяо, читавшего вслух «Будосёсинсю»: 
«Самурай должен всегда помнить - помнить с того дня, как он берет в руки палочки, находясь в предвкушении новогодней трапезы, до последней ночи уходящего года, когда он платит оставшиеся долги, - помнить о том, что он должен умереть. Это его самое главное дело. Никогда не забывая об этом, он проживёт долгую жизнь, сохраняя верность и сыновнюю почтительность, сможет избежать бесчисленных зол и несчастий, сохранить себя от бед и болезней, наслаждаясь радостями жизни. Соблюдая это правило, он станет неординарной, наделённой прекрасными качествами личностью. Жизнь мимолётна, подобно капле вечерней росы или утреннему инею. Так же скоротечна и жизнь воина. Если он будет утешать себя в мыслях, думая о вечной службе господину, или рассуждать о бесконечной преданности своим родным и близким, может случиться так, что он, пренебрегши долгом, не сможет выполнить его перед господином и забыть о верности своей семье».
Дзё встал, более не сомневаясь. «Смерть на циновке», как и смерть в сражении, есть проявление героизма и воинской доблести. А добровольный уход из жизни вслед за господином – есть подтверждение преданности и верности своему сюзерену. Медлить нельзя. Нужно спешить, вечерние или ночные часы особенно благоприятны для церемонии. Задний двор за домом вполне подойдёт для ритуала. Густо посыпать его песком… - прикинул Сакуробу, вновь отодвигая сёдзи. Старая Ацуко, их единственная служанка, как назло, отпросилась на свадьбу к внучке. Ничего, Дзё давно не гнушался работой по хозяйству. Сам престарелый Хирофуми был весьма стеснён в средствах, и жалованье своим самураям платил настолько скудное, что Дзё нередко приходилось ложиться спать впроголодь. А счета от лекаря?.. Вот куда уходило всё…
Самурай вышел под проливной дождь. Волосы намокли сразу, юката и хакама облепили тело. Но двор всё-таки следует посыпать песком. Затем уложить на него циновки и поверх постелить белое полотно. Оно хранится давно… Дзё думал, что оно станет саваном для его любимой. Но так даже лучше.
Руки, такие изящные, рассыпали песок из тяжёлой плетёнки споро и быстро, с таким же мастерством орудуя метлой, с каким владели мечом или кистью. Дождь прекратился к тому времени, когда ровная площадка была готова. Циновки скрыло белое полотно. Кайсяку у меня не будет, - спокойно думал воин. – Значит, предстоит классическая, самая трудная форма сэппуку, когда уход из жизни сопровождается страшными мучениями. Довольно долго придётся корчиться в луже собственной крови… Нужно взять покрывало из шерстяной ткани в спальне, чтобы покрыть его…
Стряхнув капли с одежды и отжав волосы, Сакуробу зашёл в дом. Мерные удары сердца, будто свиток, дальше разматывали в памяти слова из труда Юдзаи Дайдодзи о Пути воина:
«Но если он живёт днём сегодняшним и не думает о дне завтрашнем, стоя перед господином, ожидает от него приказаний так, как будто это его последние мгновения, а, глядя на родных, чувствует, что больше никогда не увидит их вновь, его сердце будет исполнено верности и сыновней почтительности, а чувство долга и преклонения будут искренними».
Самурай замер на пороге спальни. Измученная приступом кашля, Маюми спала, разметавшись на футоне. На бледных щеках дремала тень от длинных густых ресниц, на скулах снова горел нехороший, яркий румянец. У Дзё вдруг стали ватными ноги, а ровно стучавшее сердце замерло и потекло расплавленным воском.
Если я умру, она проживёт не дольше недели. Моя нежная магнолия, чьё имя как ласковый поцелуй едва касаясь губами шёлковой кожи – Ма-ю-ми… Как я посмею отнять жизнь у неё?.. Мы с ней сироты, одни на всём белом свете. Кто будет ухаживать за ней, когда меня не станет?   
Я смогу убить себя, - это Сакуробу знал твёрдо, без тени сомнений. – Но любимую убьёт моя смерть. Стало быть, прав был Конфуций, говоря: «Мне не приходилось встречать такого, кто любил бы доблесть Дэ, как любят женскую красоту»?
Но оставить её умирать в холоде и голоде – разве это не преступление? Не грех против человечности?.. Ведь сказал же великий учитель Кун: «Человечность для людей важнее, чем вода с огнём. Я видел погибающих от воды с огнём, но никогда не видел, чтобы кто-нибудь погиб от человечности»?..
Что ценнее – моя честь или её жизнь?..
Ноги перестали держать его. Никогда не подводившие, железные ноги фехтовальщика. Дзё тяжело осел на пол.